Соседи по планете: Птицы - Страница 20

Две остальные группы «животных, обладающих кровью», — это киты и рыбы. (К «бескровным животным» Аристотель отнес моллюсков, головоногих моллюсков, ракообразных и насекомых. Их четыре группы.)

Итак, всегда яйцеродные, покрытые перьями… Конечно, люди видели, что птицы покрыты перьями еще до Аристотеля (кстати, изучением птичьего оперения специально занимался греческий ученый Эмпедокл), конечно, знали, что птицы несут яйца. Но сделать это основным признаком группы животных, а точнее, по этим признакам объединить их в особую группу смог только Аристотель. И все, что делалось после него, — самые замечательные и удивительные открытия в области орнитологии (впрочем, как и в других областях зоологии) стали возможны лишь потому, что первым сказал свое слово Аристотель.

Иногда другого великого человека древности, тоже сделавшего немало для зоологии, — Плиния Старшего упрекают в том, что его труды лишены системы. Это не совсем так: в его 37-томной «Естественной истории» четыре книги (с восьмой по одиннадцатую) посвящены животным, в частности, десятая книга — птицам. Правда, Плиний почему-то по-своему делит животных на три дополнительных категории — на сухопутных, водных и воздушных. В результате происходит некоторая путаница — например, из-за этого ракообразные оказались рядом с рыбами (и те и другие — водные). Но ведь главный-?? принцип соблюден: птицы, млекопитающие, насекомые выделены отдельно. Нам сейчас это кажется элементарным, но до Аристотеля такого могло и не быть.

Другое дело — содержание самих книг Плиния. Аристотель был истинный ученый. Многих животных, особенно тех, которые жили в Греции, он наблюдал сам, некоторых экзотических присылал ему из своих дальних походов Александр Македонский — воспитанник Аристотеля, сохранивший на всю жизнь признательность к своему наставнику. Наконец, Аристотель крайне осторожно пользовался трудами других ученых. Поэтому в его книгах хоть и содержится достаточное количество ошибок (было бы странно, если бы они отсутствовали), но это неизбежные ошибки, можно даже сказать — ошибки не Аристотеля, а самого времени, когда он жил.

Плиний же был не ученым, а писателем: сегодня его назвали бы популяризатором науки. Его колоссальная трудоспособность и увлеченность помогли создать целую библиотеку — 31 том «Истории моего времени», 20 томов истории войн и упоминавшуюся уже «Естественную историю» (не считая какого-то количества книг в двух-трех томах). Чтобы написать «Естественную историю», Плинию пришлось основательно проштудировать более 2000 книг римских и иноземных авторов. И вот тут, в отличие от Аристотеля, Плиний проявляет удивительную неразборчивость — все, что ему кажется интересным (а может быть, вообще все, что находит в других книгах), он вставляет в свои. И читатели узнают, что существуют птицы, питающиеся молоком, и птицы, рождающие живых детенышей, что есть птицы «дурного предзнаменования» и птицы, способные возродиться из огня. Рассказывает Плиний и о вороне, которая каждый день прилетала на форум и человеческими словами приветствовала собравшихся.

Однако фантастический рассказ — не главное в трудах Плиния. Суть в ином: пожалуй, не было птицы, известной в то время кому-нибудь из писателей или ученых, говоривших о ней в своих произведениях, которая не вошла бы в книгу Плиния. И среди множества анекдотов, фантастических сведений у него немало верных фактов. Например, Плиний, как и Аристотель, обращает внимание на перелеты птиц, говорит об их органах чувств, об их инстинктах, о линьке и так далее. Кроме того, Плиний — первый энциклопедист, собравший воедино огромное количество сведений и фактов о животном мире нашей планеты. Практически он собрал все, что знали люди в его времена о животных.

Конечно, сочинения Плиния были малодоступны его современникам — их могли читать лишь очень богатые люди. Но последующие поколения ученых очень обязаны Плинию. И не только тем, что благодаря его книгам люди многое узнали. Плиний популяризировал науку, давал пищу для размышлений, материалы для проверки, а это приводило к новым открытиям, наконец, он просто умел увлечь читателей. Последующие поколения натуралистов выправили ошибки Плиния. Но смогли это сделать, лишь став натуралистами. А многие стали натуралистами именно благодаря ему.

Во времена Аристотеля и Плиния, да и много веков после них, биологические науки не имели сколько-нибудь серьезного практического значения. Зато имели огромное значение для воспитания мировоззрения. Стремление проникнуть в тайны природы всегда, во все времена было делом опасным, а особенно — в средневековье. «Путь к науке был забаррикадирован, а путь к предрассудкам, суевериям и рождаемому ими шарлатанству широко открыт», — писал о средневековье профессор В. В. Лункевич.

Конечно, ученые, мыслители были — их не могло не быть. Но их талант использовался для восхваления бога, для пропаганды божественных идей, для поисков доказательств «семи дней творения». Безусловно, кое-какие факты о животных, в частности о птицах, продолжали так или иначе накапливаться. Но знали о них лишь немногие. Зато широко были распространены «научные» книги, называвшиеся «Физиологами» и «Бестиариями».

Тут имелось все — выдержки из сочинений Аристотеля (у Аристотеля бралось, естественно, лишь то, что было выгодно составителям), Плиния, из трудов других античных и средневековых авторов. Но все это имело одну цель: поразить воображение читателя сверхъестественным, чудесным, исходящим только от бога и подвластным только ему. Надо отдать должное составителям этих книг — им пришла прекрасная идея: «Физиолог» был занимательным чтением и укреплял веру во всемогущество божье! И читатели «Физиолога» верили, что существует птица феникс, которая живет больше тысячи лет, потому что «не прикоснулась к древу познания», а, умерев, возрождается снова, верили, что орел молодеет после того, как погружается в источник, что утки, которые сначала висят на деревьях, склоненных над водой, потом падают в воду и остаются там навсегда, потому что выход на берег для них — смерть. (Это символизировало людей, не принявших крещение водой.)